Аддикция является трансгенерационным семейным заболеванием, включающим несколько поколений и расстройством с большими психологическими «выгодами». «Дивиденды» пациента ясны. Неявны, но настолько же велики «коррупционные доходы» созависимого окружения.
Родственники конфликтуют, спасают, страдают в тяжелой борьбе, организуя себе патологическую динамику, цель и смысл жизни, защищаясь от собственных травм личностного развития и низкой самооценки. Это им принадлежат проекции - «слабохарактерный, безвольный, сумасшедший», что придает «борцам» ореол героизма и жертвенности.
Результат - «потакание» аддиктивному поведению с инфантилизацией и дезадаптацией больного под прикрытием «лучших» намерений: «если бы не я, то он уже бы под забором лежал, пропадет без меня». К конструктивной конфронтации с поведением родственники без психотерапевтической поддержки, как правило, не способны. Ригидность семьи аддикта – большая проблема для психотерапевтов, чем он сам.
Интерференция патологии созависимых партнеров и приводит к новому качеству – злоупотреблению психоактивным веществом как феномену и манипулятивному рычагу в конкурентно-доминаторных отношениях, демонстрирующих власть в явной или скрытой форме. Это обеспечивает смену проективных ролей в дисфункциональной семье.
Аддикт и есть «продукт» развития отношений в такой семье, «сточная канава» для сброса напряжения. Т.е. родственники парадоксально создают позитивные поведенческие и эмоциональные стимулы для продолжения потребления. Аддикт и коаддикты представляют собой друг для друга «психосоматическое зеркало», являясь одновременно и деструктивным, и лечебным фактором.
Во взаимодействии с партнером личность или разрешает собственные противоречия или транслирует собственную психопатологию своему потомству. Больной и его родственники проходят через раздражение, злость, «неудачи», «срывы», получая негативные поведенческие подкрепления, их подсознание «обучается».
В ряде случаев такое «обучение» протекает успешно и пациенту удается «выиграть» время жизни у смерти. Однако нередко больной погибает по причинам, связанным не только с действием психоактивного вещества и продуктов его распада, но и патологическим психосоматическим типом реагирования, направленным на экстремальное «взвинчивание» вполне ординарных жизненных ситуаций*, что приводит к смертельным травмам и иным причинам преждевременной смерти.
Т.о. аддикция – дефицитарная болезнь с нарушением формирования эмоциональных альтернатив, недостатком восприятия границ и их размытостью. Личность при этих расстройствах как бы «безразмерна» и потребление психоактивного вещества выступает провокационным способом установить собственные и чужие границы. Одновременно эта дефицитарность скрываема, защищаема больным и его родственниками той или иной конфигурацией психологических защит.
Исходя из этого, химическую аддикцию можно определить как прогрессирующее заболевание с компульсивным влечением к психоактивному веществу, основой которого являются нарушенные взаимоотношения со значимыми фигурами. Нарушение связей со значимыми фигурами стимулирует влечение, а потребление не только усиливает эту симптоматику нарушения взаимодействия доминант (установок), но и по принципу обратной связи подтверждает когниции и глубинные убеждения аддикта – «мир холоден и опасен, люди – враждебны», что ведет к дальнейшей изоляции пациента с помощью психоактивного вещества.
Созависимые лица, которыми аддикт подсознательно целенаправленно окружает себя, «заботятся» о том, чтобы базисная тревога пациента получила подтверждения. Даже ремиссия аддикта чаще всего отражает договор с созависимым окружением – дискомфорт окружения, связанный с потреблением психоактивного вещества, должен превышать выгоды от реализации стратегии «козла отпущения».
Семейная «игра» включает в себя краткосрочные и долгосрочные «выигрыши» и «проигрыши», имеющие как компенсаторный, так и декомпенсирующий характер в отношении аддикций и психосоматических расстройств «игроков». Один из парадоксов созависимости заключается в том, что она предоставляет *иллюзию стабильности*, симбиоза, снижая на время тревогу, но она же стимулирует собственно химическую аддикцию посредством последующего накопления внутренней тревоги, актуализирующей влечение.
Относительный позиционный выигрыш в компульсивном семейном процессе для аддикта и его окружения - социально-приемлемая роль примерного отца и мужа. Чаще всего такой вариант компенсации бывает в семьях со сниженным ресурсом «борьбы» и «спасения» - партнеры астенизированы, находятся в позиции «жертвы» и сил для ролевого переключения у них уже нет. Наркотическая субличность аддикта испытывает «скуку» без внешнего сверхконтроля и аффективного «дивиденда». Она «соглашается» на ремиссию и переключение на несубстанциональные формы зависимости.
Семейный характер расстройства приводит к корреляции напряженности созависимых отношений в семье и тяжести злоупотребления психоактивными веществами, определяя ведущий компонент патологического влечения с точки зрения нарушенных объектных отношений.
Так, в состоянии ремиссии алкоголики относительно спокойно реагируют в стандартных провоцирующих ситуациях (предложение «выпить», вид витрин винно-водочных магазинов, праздники с застольями и пр.) Именно накопление внутреннего напряжения и тревоги в связи с неразрешенными проблемами объектных отношений стимулирует влечение к химическому веществу.
«Ловушка» аддиктивных расстройств в том, что в них присутствует псевдорешение конфликта присоединения-отсоединения по отношению к значимому объекту. В фазе сближения и упражнений при своем становлении личность должна интегрировать две принципиальные полярности:
- единства - индивидуации;
- чувство собственной значимости – подверженности травмам.
С точки зрения теории объектных отношений все отношения становятся воспроизведением их оригинального «проблемного» образца периода привязанности на самых ранних этапах развития.
И до тех пор, пока интернализованные репрезентации себя и других не будут скорректированы наряду с достижением зрелости защитных механизмов и стратегии решения проблем, будущее всегда будет повторением прошлого.
